По-прежнему основательно закутанный в шарф, Хирага жестом попросил Джейми поехать вперед.
– Паза'руста, потом я находить харосый место для вас здать.
Стражники у заставы с подозрением посмотрели на них, слегка поклонившись и приняв в ответ их приветствия. Хирага поморщился, увидев на стене караульного помещения собственный портрет. Джейми не заметил его, и Хирага вообще сомневался, что он, или кто-то другой, узнал бы его с его новой европейской прической и усами.
Хирага остановился у первой же гостиницы. Изъясняясь на плохом японском и подражая грубым манерам торговцев, Хирага нашел столик в саду и заказал чай, саке и пиво, несколько японских блюд и приказал прислужнице позаботиться, чтобы их не беспокоили, пообещав ей хорошие чаевые. Прислужница выслушала его, глядя в пол, но Хирага был уверен, что она видела его глаза и знала, что он японец.
– Дзами-сама, я назад через немного минут, – сказал он.
– Не пропадай надолго, старина.
– Да, Дзами-сама.
Хирага неторопливой походкой вышел на дорогу, направляясь к дальней заставе. Общая враждебность и дурные манеры бесили его, несколько воинственно настроенных самураев и кое-кто из путников заставили его сойти на обочину, чтобы дать им пройти. В то же время он с удовольствием отмечал про себя, что все принимают его за гайдзина, а его пристальное разглядывание всех подряд закусочных, чайных и ресторанчиков – за грубое любопытство гайдзинов. Зашифрованное послание Кацуматы гласило: «Приходи в Ходогайю, утром, в любой из трех следующих дней. Я найду тебя».
Чувствуя себя белой вороной, как оно и было на самом деле, он шагал мимо слонявшихся без дела, сидевших на скамьях или за столами или сгорбившихся над жаровнями людей, которые со злобной наглостью пялились на него. Тут он услышал тихий условный свист. Он был слишком хорошо обучен, чтобы обернуться или как-то иначе показать, что слышал его. С притворной усталостью он опустился на скамью подальше от улицы в ближайшем ресторанчике и заказал пиво. Прислужница быстро принесла его. Сидевшие поблизости крестьяне ниже опустили головы и, чавкая над чашками с утренней рисовой кашей и горячим саке, потихоньку отодвинулись подальше от него, словно он был зачумленный.
– Пока не оборачивайся, – услышал он тихий голос Кацуматы. – Я не узнал тебя, твой новый наряд безупречен.
– Ваш, должно быть, тоже, – ответил он так же тихо, едва шевеля губами. – Дважды я осмотрел это место очень внимательно.
Низкий, знакомый смешок, которым он всегда восхищался.
– Урони что-нибудь, а когда будешь поднимать, оглянись ненадолго.
Хирага подчинился и, после того как, на один короткий миг, он увидел единственного человека поблизости – дикого на вид, бородатого, желчного ронина с грязной щеткой волос на голове, испепелявшего его гневным взглядом, – опять повернулся к нему спиной.
– Ииии, сэнсэй!
– Забудь о сэнсэях. Времени мало, Ходогайя кишит блюстителями закона из сыскного ведомства и шпионами. Где мы можем безопасно встретиться?
– Наша Йосивара… Дом Трех Карпов.
– Я буду там через два-три дня… жизненно необходимо спровоцировать столкновение с гайдзинами, быстро. Подумай над этим.
– Какого рода столкновение?
– Серьезное.
– Очень хорошо, – сказал Хирага. – Я испытал облегчение, получив от вас известие… мы и не знали, что вы направлялись сюда. Ходят невообразимые слухи о резне в Киото… Акимото здесь со мной, но мы предоставлены сами себе, и мы потеряли много сиси во время наших нападений в Эдо. Мне столько нужно рассказать вам об Эдо и о гайдзинах. Быстро, что произошло в Киото? Сумомо, как она?
– Киото кончилось плохо. Перед тем как уйти, я пристроил Сумомо к Койко, которая возвращалась сюда вместе с Ёси, чтобы следить за ним и выяснить, кто предает нас – это должен быть кто-то из наших, – возможность была слишком хорошей, чтобы упускать ее, и для Сумомо это был безопасный способ выбраться из Киото, – сказал Кацумата, постоянно рыская вкруг себя взглядом; все остальные, завтракавшие в этом ресторанчике, избегали смотреть в его сторону, хотя и сидели довольно далеко. – Мы провели два нападения на Ёси, оба окончились неудачей, кто-то выдал наше убежище, и Огама и Ёси, действуя заодно, устроили там засаду. Мы…
– Ииии, – протянул Хирага, глубоко озабоченный. – Они стали союзниками?
– На время. Мы потеряли много командиров и людей, подробности я расскажу позже, но мы, Сумомо, Такэда и я и еще несколько человек с боем выбрались из западни. Я рад видеть тебя, Хирага. Теперь уходи.
– Погодите. Сумомо. Я приказал ей возвращаться в Тёсю.
– Она доставила мне ценную информацию об обстановке здесь и о Сёрине и Ори. Я предложил ей идти дальше, в Тёсю, но она захотела остаться, думая, что может помочь тебе. Как Ори?
– Мертв. – Он услышал, как Кацумата пробормотал проклятие: Ори был его любимым учеником. – Гайдзины застрелили его, когда он пытался проникнуть в один из их домов, – торопливо проговорил Хирага, чувствуя, как тревога поднимается в сердце, – до нас дошли слухи, что в Хамамацу на Ёси снова напали сиси, что Койко была убита в схватке, и один из сиси тоже. Кто он?
– Не он, она. Мне очень жаль, это была Сумомо. – Краска отхлынула от лица Хираги. – Койко предала ее, эта шлюха донесла на нее Ёси и тем самым предала сонно-дзёи и всех нас. Но она умерла с сюрикеном Сумомо в груди.
– Как умерла Сумомо?
– Как сиси, она будет жить в памяти людей вечно. Она сражалась с Ёси, сюрикенами и длинным мечом, и едва не убила его. Таково было ее задание, если ее предадут.
Значит, Сумомо имела задание, подумал Хирага, внезапно прозрев, весь он сейчас представлял собой один огненный вулкан – ты ждал, что ее предадут и все равно послал ее в это логово. Горло сжала невидимая рука. Он заставил себя задать главный вопрос:
– Как ее похоронили? Было ли погребение почетным? – Если Торанага Ёси не почтил ее после того, как она так храбро сражалась и умерла, то тогда он будет охотиться за ним, забыв обо всем остальном, до тех пор, пока один из них не умрет. Хирага возглавлял сиси Тёсю, самый сильный отряд из всех. Сумомо, хотя и была родом из Сацумы, принесла клятву на верное служение ему и Тёсю. – Пожалуйста, я должен знать, было ли оно почетным?
По-прежнему никакого ответа. Он бросил взгляд назад. Кацумата исчез. Его шок был открытым. Другие посетители молча уставились на него. Сбоку стояла группа самураев, наблюдая за ним. Волосы зашевелились у него на затылке. Он швырнул на стол несколько монет и, держа руку на «дерринджере» под сюртуком, вышел тем же путем, что и вошел.